блоги

О «Герое нашего времени»

К сожалению, это всего лишь кое-какие разрозненные отрывки, на которые можно опереться, но не более того.

Своеобразие жанра этого романа

Что такое роман?

– Роман – это «эпос частной жизни» в отличие от древних эпических поэм, посвященных жизни народа (а не отдельной личности, даже если в центре повествования окажется, к примеру, хитроумный Одиссей или могучий Илья Муромец).

– Роман повествует о становлении и развитии отдельной личности, «развернутом» в художественном пространстве и времени, необходимом для того, чтобы история этой индивидуальной судьбы как-то «определилась», обрела или осознала себя.

– Роман – «свободный» жанр, не стесненный жесткими классицистическими «правилами»: классицизм считал роман жанром «низким», пригодным для описания испорченных современных нравов и не счел нужным описывать его жанровые свойства.

– Роман часто «притворяется» описанием правдивой (а не вымышленной) жизненной истории, и потому авторы включают в него якобы подлинные документы: письма, отрывки из дневника; роман словно бы старается стереть границу между вымыслом и реальностью, искусством и жизнью.

– Как бы ни был на самом деле искусен писатель, создающий роман, свой талант повествователя он добровольно «отодвигает» на второй план, потому что главное в романе – сюжет, событие, романный «интерес продолжения», как назвал его М.М. Бахтин. Это не значит, что для написания романа требуется меньшее искусство, чем для создания оды или трагедии (как наивно могли полагать в 18 веке, когда русский роман влачил довольно жалкое существование), но даже самая виртуозная повествовательная техника в романе остается лишь средством для создания характеров, развития сюжета и т.п.

При определении жанрового своеобразия «Героя нашего времени» нам придется выяснить, чем роман отличается от повести. Если Пушкин создавал свой роман, отталкиваясь от жанра романтической поэмы, то Лермонтов взял за основу прозаическую, (но тоже по большей части романтическую) повесть: этот жанр в 30-е годы 19 века также был разработан лучше, чем русский прозаический роман.

Существует несколько точек зрения на то, в чем заключается своеобразие жанра повести.

1. Условно говоря, «количественный» подход: повесть есть некий «средний» эпический жанр; он больше рассказа (по объему, количеству героев и событий, времени действия и т.п.), но меньше романа. Иногда сторонники этой теории добавляют, что роман затрагивает важные общественные вопросы, а повесть тяготеет к описанию частной жизни. Такой подход сейчас мало кого удовлетворяет, поскольку не может объяснить, к примеру, почему «Капитанская дочка» – повесть, а «Дубровский» – роман, хотя в первом случае и объем больше, и острота «общественных вопросов» никак не меньше, чем во втором.

2. Другая версия предполагает существование двух типов эпической прозы: один принадлежит к древней устной традиции, другой оформился только в письменной литературе. К первой принадлежат рассказ и повесть, ко второй – «новые» жанры: роман и новелла. «Если в романе центр тяжести лежит в целостном действии, в фактическом и психологическом движении сюжета, то в повести основная тяжесть переносится нередко на статические компоненты произведения – положения, душевные состояния, пейзажи, описания и т.п. (…) огромную роль в повести (и рассказе) играет речевая стихия – голос автора или рассказчика».

3. Третий версия основана на композиционных особенностях повести: в повести события излагаются хроникально, в их естественной последовательности. Такая «подача материала» не делает уступок «интересу продолжения», добросовестно разворачивая картину событий в том порядке, в каком они предстали перед повествователем.

Вторая и третья версии между собою связаны и не противоречат друг другу. Предложим классу, опираясь на эту теорию, найти черты повестей в тех фрагментах, которые составляют «Героя нашего времени». – Действительно, каждый из них разворачивается в хронологической последовательности. Что касается «стихии рассказывания», то она играет большую роль в первой части романа – в повестях «Бэла» и «Максим Максимыч»; «Журнал Печорина» – это «изначально» написанный, а не рассказанный текст и типично романный прием (имитация «документальности»). Однако и «Тамань», и «Княжна Мери», и «Фаталист» традиционно называют повестями, поскольку они являются «строительным материалом» для романа. Впрочем, и передача душевных состояний, и пейзажи, и голос рассказчика играют в них огромную роль.

Своеобразие композиции

Для того чтобы «собрать» из этих повестей роман, Лермонтов отказался от хронологического принципа.

Какой была «правильная» последовательность частей? – Большинство исследователей склоняется к такому варианту: «Журнал Печорина», «Бэла», «Максим Максимыч», «Предисловие к «Журналу».

Ради чего автор романа устраивает такую «путаницу»? – Естественно предположить, что ради романной «остросюжетности», «интереса продолжения».

Но в чем же «интерес продолжения», если у романа нет единого сюжета? Что здесь играет роль «загадки», вопроса, требующего ответа, и завязки, требующей развязки? – По-видимому, сам характер главного героя, его личность.

Попробуем объяснить внутреннюю логику того порядка, в котором Лермонтов расположил части романа. (Иначе говоря, объясним главный композиционный принцип, которому подчинен «Герой нашего времени»).

В первой части мы видим героя «извне», а во второй он раскрывает свой внутренний мир.

Есть ли (внутри первой части) разница между взглядом Максим Максимыча и рассказчика? – Как ни странно, рассказчик замечает и понимает больше, чем старый приятель Печорина. Почему? – Они люди одного круга и опыта; рассказчик «разбирается в Печориных», Максим Максимыч – нет. Итак, уже внутри первой части мы видим некоторое приближение  к «разгадке».

Увидеть логику «приближения» внутри «Журнала Печорина» труднее. Главное, что пытается понять читатель, – мотивы печоринских поступков, внутренний смысл его «приключений». В «Тамани» герой сам описывает то, что с ним происходит, но мотивов касается вскользь и только дразнит читательское любопытство. В «Княжне Мери» развернут полный психологический самоанализ; герой исследует себя на уровне эмоций и страстей и не находит разгадки своей «странности». В «Фаталисте» же описан в высшей степени своеобразный «философский эксперимент»: Печорин пытается получить ответ, есть ли над ним какое-либо высшее существо, судьба, предопределение и есть ли для него на свете то «великое предназначение», которое необходимо угадать, – или он сам единственный хозяин и своих поступков, и судьбы. И это последний ответ, последняя «отгадка», которую нам предлагает автор.

Можем ли мы сказать, что в «Герое нашего времени» герой осознал логику своей судьбы, определил для себя ее главный смысл (как свойственно романному герою)? – В том и беда Печорина, что он искал этот смысл, но не находил его. Финал романа иногда трактуют как окончательную деградацию героя, потерявшего надежду найти ответы на свои вопросы. Но то, что смерть застала его в дороге, можно истолковать и прямо противоположным образом, особенно если учесть, что для романтиков дорога – это символ бесконечного пути, бесконечного стремления человеческого духа к идеалу и совершенству (а в прозе Лермонтова, как и в его стихах, влияние романтизма очень глубоко). Смерть в пути – знак продолжающихся поисков и несгибаемого упорства: этот герой продолжал искать ответы до конца.

Своеобразие сюжетов

Что общего в сюжетах всех повестей? – Печорин всегда приносит несчастье тем, с кем имеет дело (портит все свои игрушки, даже Максим Максимыча). И каждый раз рискует жизнью наравне со своим главным противником. Каждый раз может погибнуть, но гибнет другой.

Кроме того здесь, как в «Повестях Белкина», идет вышивание «новых узоров по старой канве». Все эти сюжеты более или менее свойственны романтической прозе и поэмам (истории с ундинами, приключения с горскими красавицами, светские дуэльные разборки…). Можно даже сказать, что Печорин словно пытается проникнуть в волшебный мир романтических историй, но не тут-то было. Происходит нечто похожее на историю с Буратино и нарисованным очагом: сунул нос в картинку – порвал ее, а попасть внутрь не смог. Это очень заметно в «Тамани»: мир остался волшебным и прекрасным, а сказка разрушилась и ускользнула.

«Бэла»

В «Бэле» появляются первые вопросы о Печорине, связанные с похищением Бэлы.

Чья идея? – Азамата. Да и исполнение его, Печорин только подыграл слегка.

Кто и какие запреты преодолевает по ходу дела? (Азамат – страх перед отцом, Бэла – перед Аллахом, Максим Максимыч – перед начальством). А Печорин? Подробно выясняем, что должен был сказать Максим Максимыч: почему русскому офицеру нельзя украсть горскую девушку, даже если хочется (как говорит Печорин)? – Не по обычаям нашей веры и не по законам нашей страны. Однако Максим Максимыч этого не говорит. Почему? – Отчасти понимает, что бесполезно, отчасти – потому что сам, живя годами среди горцев,  заразился нравственным релятивизмом: у одного народа одни законы и вера, у другого – другая… И вроде бы они равно возможны…

И вот первый «печоринский» вопрос: а если ли какие-то законы нравственности, обязательные для всех людей, независимо от народных обычаев (которые достаточно условны)? Или всякая нравственность – условность? Каким законом руководствуется Печорин в этой истории? – Формально – горским, по сути – собственным желанием. Горский закон здесь только инструмент для манипуляций Азаматом. – Насколько всерьез исполняет его Печорин? – Он вынужден доигрывать партию на полном серьезе, потому что у горцев закон один – кровная месть (вот он – этот равный риск, готовность заплатить собственной жизнью за свои поступки).

Кто виноват в гибели Бэлы? – Казбич, Азамат, Печорин, отчасти – Максим Максимыч. – А кто признает свою вину? – Только Печорин (кстати, кровная месть не предполагает особых душевных мук и совести: у древних греков, говорят, совести не было в помине). – Насколько искренно? – Более чем: он не говорит никаких слов – он страшно смеется и долго болеет.

Итак, промежуточный итог: мы выяснили, что для Печорина не существует священных законов, восходящих к вере и обычаю какого-то народа. Он готов играть по правилам любого человеческого мирка: с контрабандистами – по их разбойничьим законам, со светскими людьми – по законам светской чести, с игроком – в его манере. Но душа его принимает на себя ответственность за все, что по его вине случается.

«Максим Максимыч»

Разбираемся в Печорине дальше: автор дает нам его портрет. Это первый в русской литературе психологический портрет. Рассказчик читает Печорина, как книгу: каждую внешнюю черту поясняет комментарием насчет его характера. Это выглядит непринужденно, но попробуйте вот так описать, например, соседа по парте: его одежда означает то-то, его смех – то-то, манера смотреть, сидеть, двигаться – все имеет смысл, но не все легко истолковать. Вопрос: есть ли какая-то закономерность в описании Печорина? – Есть – двойственность. Он выглядит то молодым, то не очень, то крепким, то обессиленным, то ли печальным, то ли злым; перчатки запачканы – белье ослепительно… Иногда кто-то шутит и говорит, что у Печорина типичная эльфийская внешность. Что тут скажешь? Гены, что ли, лермонтовские, шотландские сказались?

 Попробуем понять его отношение к Максим Максимычу. Почему Печорин так демонстративно его избегает? Пренебрегает простым человеком (как считает сам М.М.)?  Или дело в том, что Печорин - эгоист, который думает только о своем удовольствии? Или встреча с М.М. ему неприятна? Но почему? - С М.М. надо будет разговаривать. О чем? О Бэле, разумеется. Для М.М., как мы уже знаем, это интересная, захватывающая история. А для Печорина? – Он ничего не забывает, он помнит и свою вину. Не хочется ему все это бередить, тем более с человеком, который не чувствует, как это больно.

Теперь о том, что сделалось с М.М. Он превратился в сварливого штабс-капитана. Виноват в этом Печорин? – Вероятно, да. Надо было поступить более деликатно… Но мы уже поняли, что Печорину это было невмоготу. А сам М.М. оказался настоящим другом? – Вряд ли. Как злобно он выбрасывал печоринские бумаги… Обида оказалась гораздо сильнее дружбы (обида и самолюбие: он ведь рассказывал попутчику о близкой дружбе с этим человеком…). В общем, Печорин не щадит людей, которые встречаются ему на пути, но и люди эти не проявляют особенной любви и преданности…

«Тамань»

Важно понять, ради чего Печорин стал шпионить за контрабандистами, как позже - расстраивать роман Грушницкого и княжны Мери, влюблять ее в себя? – Он развлекался. В первом случае (в «Тамани»), как мы говорили, ему просто хотелось попасть в романтический сюжет. И он разрушил сказку и получил очередную зарубку на совести: слепой мальчик, оставшийся без пропитания (да и старуха…). Печорин и контрабандисты действовали по одним законам: обманывали, топили, угрожали… Но те без всякого сожаления бросили опасное гнездо, а Печорин свою долю вины пережил. Кстати, реплика там хорошая насчет того, что ему нет никакого дела до контрабанды: государственные интересы его абсолютно не волнуют.

«Княжна Мери»

В «Княжне Мери» Печорин проверял на практике свои теоретические знания о свойствах человеческой психологии (роман у нас социально-психологический, хотя и философский тоже). Но при этом использовал других людей отчасти как марионеток, отчасти как пищу для своего внутреннего голода (его слова о том, как приятно захватить первую любовь, а потом выбросить). За этими экспериментами стоит совершенно осознанное мировоззрение: никаких «абсолютных» нравственных законов для этого героя не существует. Критерии добра и зла – его желания и удовольствие от их исполнения; они же единственное основание для действий.

Печорин ставит себя этаким божком над другими, и он действительно успешно всеми манипулирует. Однако, используя чужие страсти и страдания как пищу для своей не то гордости, не то скуки, он никогда не насыщается. Почему? – Потому что брать – это бездонная пропасть. Чтобы стать счастливым, нужно отдавать (тут приходит на память реплика из «Писем Баламута» К. Льюиса – «у нас не понимают самоотверженной любви; уж если я кого люблю, то слопаю со всеми потрохами»).

Сложный вопрос – почему Печорин такой? Что-то объясняет его монолог для княжны Мери насчет того, как он хотел хорошего, а общество его испортило. Иногда это отмечают как черту реализма (во всем виновато светское общество). Но тут есть две оговорки: он это говорит специально; он не сам это придумал. На самом деле он пересказывает монолог чудовища Франкенштейна из романа Мери Шелли (про это чудище все более-менее слыхали). Так что романтизма как-то больше, чем реализма…

Соперничество с Грушницким и мелочно, и в то же время понятно: Грушницкий пытается сыграть роль Печорина и занять его место (самого-самого…). Печорину кн. Мери нужна как ширма, и в то же время он не может допустить, чтобы она предпочла Грушницкого. Но в ссоре двух героев интересно вот что: Печорин вновь хочет играть по правилам того мирка, в котором обитает. Правила в водяном обществе – светская честь. Он требует от Грушницкого стреляться честно, и первым встает под выстрел. До какой степени все это для него условно, видно из ссоры: он встает горой за честь кн. Мери и тут же говорит капитану: «Это я вас так неловко ударил в саду?» Грушницкий не выдерживает испытания – и гибнет. Кстати, Мери отчасти тоже не смогла выдержать испытание. Их последнее объяснение перекликается с последним объяснением Онегина с Татьяной. Татьяна говорит «я вас люблю…» Печорин на такой ответ готов был сдаться, но Мери ему  говорит «я вас ненавижу…» Мери не Татьяна.

По идее Белинского (и И.Виноградова), Печорин ни разу не встретил «противника», который бы не «испортился» от соприкосновенья с ним, сумел бы противопоставить что-то действительно нетленное, прекрасное и истинное. Если бы встретил, то, возможно, изменился бы… Но он идет по жизни так, будто нет ни добра, ни зла, ни закона, ни совести – только удовлетворение собственных желаний. И чем дальше так живет, тем хуже ему становится. Вопрос о Вере риторичен (был бы он счастлив, если бы…) Вера – романтическая недостижимая мечта, символ его поисков.

«Фаталист»

В чем же главная причина печоринских пороков? Если отталкиваться только от романа, получится - безверие. Потерянная вера в высшие идеалы, правду, нравственные законы, которые в итоге восходят к вере в Бога. Об этом думает Печорин, глядя в звездное небо. И, строго говоря, именно ответ на главный вопрос: есть ли над человечеством Бог, интересует Печорина в странных и страшных экспериментах с судьбой.

Лермонтов обвиняет свое поколение в том, что оно неспособно ни на что великое. В романе причина именно в отсутствии идеалов и высоких целей. Сопоставим его с «Думой». Там названа та же причина, но только в более узком понимании: историческая или политическая невостребованность. В стихах Лермонтов обвиняет свое поколение в том, что оно боится жить и действовать всерьез, а потому остается бесплодным, тратит себя на пустяки. Можно ли перенести этот упрек на Печорина? – И да, и нет. Обвинить его в трусости как-то язык не поворачивается – он смел до безрассудства. Но только в тех мелочах, на которые растрачивает свою жизнь: дуэлях, авантюрах, рискованных пари. На большие же цели он не замахивается, досадуя, что не может угадать такую цель… Лермонтов за то и не любил свое время, что оно не оставило его современникам-дворянам серьезного поприща. Или делай карьеру (зачем?), или развлекайся, как можешь, или… иди в монастырь, совершай подвиги духовные? Но этот путь для образованного и очень скептичного дворянина был практически закрыт. Дворянин ведь исторически либо политик, либо воин. Печорин и воюет помаленьку, хотя явно не видит в этом смысла. А мы не видим его в деле. Как справедливо написал в своем учебнике М. Качурин, если бы Лермонтов показал нам Печорина на войне, возможно, название романа перестало бы звучать иронически.

Ну и наконец «Фаталист» – разгадка, чего Печорин, собственно говоря, ищет, ради чего действует. Он страстно хочет одного – ответа, есть ли над нами высший закон, или в самом деле везде лишь разгул своеволия.