блоги

Пироговым в связи с огромным притоком больных в весенние дни для скорого проведения операций была впервые введена сортировка раненых. Выделялось определенное место, куда первоначально свозились больные — это могло быть любое помещение, даже конюшня, палатка или вовсе улица. Среди свезенных на “приемный пункт”, в первую очередь, выделялись совершенно безнадежные случаи — этим умирающим давали наркотические средства, чтобы хоть как-то уменьшить их страдания, но больше ими не занимались. Легко раненные перевязывались тут же фельдшерами, и только тяжелых, которым операция еще могла помочь, несли в операционную. Оперировало до трех человек одновременно: один врач следил за пульсом больного в момент хлороформирования, второй зажимал артерии, а третий делал операцию — остановкой кровотечения занимались другие ассистенты. Четыре служителя по команде уносили прооперированного и доставляли следующего. Таким образом, Пирогов и четырнадцать не всегда опытных врачей примерно за семь часов делали сто ампутаций, что позволило за полтора дня справиться с 600 солдатами. Этот расчет, проведенный самим Пироговым, был весьма важен, поскольку в ноябре 1854 года, когда он только приехал в Севастополь, где находилось более ста лежавших несколько недель непрооперированных больных, двенадцать бывших там хирургов извинялись нехваткой времени. “Но им” его достало бы “при большем рвении и большем порядке”. Очевидец этих нововведений, обращаясь к другу, восклицал: “Вы сходите на главный перевязочный пункт... там Пирогов: когда он делает операцию, надо стать на колени!” Действительно, вера в хирурга среди солдат была неиссякаемой. Однажды на перевязочный пункт солдаты принесли на носилках товарища без головы. Один доктор, увидев эту сцену, замахал руками: “Куда несете? Ведь видите, что он без головы,” — на что солдаты отвечали: “Ничего, ваше благородие, голову несут за нами: авось господин Пирогов как-нибудь привяжет. Человек-то больно хорош!”

По особому стечению обстоятельств одна из мощных бомбардировок Севастополя 28 марта совпала с окончанием Великого поста — первым днем Светлой седмицы, — а также прибытием отделения сестер милосердия Крестовоздвиженской общины. Перед этим, в Великий Четверг, служба с чтением двенадцати Евангелий на Южной стороне города совершалась уже не в главном храме, который был разрушен, а в Александровских казармах. В этот день французы уже начали бомбить Севастополь, так что свист ядер и ракет буквально оглушал, однако сестры, присутствовавшие на службе, по свидетельству очевидцев, оставались “совершенно покойны”. Даже главная сестра Бакунина, лежавшая на Страстной неделе в тифе, нашла в себе силы причаститься.

Рано утром в Великую субботу в блиндаже позднее печально известного Малахова кургана совершалось погребение Плащаницы. Вместо храма крестный ход обходил блиндаж — в этот момент над людьми со свечами пролетело ядро. Священник, служивший в эти дни в осажденном городе, сказал, что Севастополь — это вторая Голгофа. А спустя двадцать лет другой иерей во время Русско-турецкой войны, куда тоже будут посланы сестры милосердия, назовет второй Голгофой Шипкинский перевал.

Во время названной бомбардировки 28 марта — 6 апреля по-прежнему проводились операции на главном перевязочном пункте. “Принявшие на себя непосильный труд и тяжелый крест, сестры милосердия Крестовоздвиженской общины, скрепя сердце, прислуживали операторам, хлороформировали оперируемых, наблюдали за пульсом, держали руку или ногу, которую отрезал или пилил оператор, прижимали пальцами вместо турникета артерию, указанную хирургом, и даже налагали лигатуру на сосуд, из которого” после проведения ампутации “сочилась артериальная кровь. Менее способные выдерживать подобные испытания и участвовать при производстве операций, сестры милосердия ходили за тяжелоранеными или оперированными, раздавали им лекарства, поили чаем, отбирали на сохранение собственные их вещи или деньги, писали под диктовку их письма к родным и составляли духовные завещания для безнадежных к выздоровлению”. Сестры ставили банки, мушки, пиявки, горчичники, растирали больных уксусом или спиртом, делали кровопускания в присутствии врачей, читали отходные по умирающим. Во время бомбардировки одна из сестер была ранена в плечо, когда в госпитальную палатку провалилась бомба. Женщина чудом осталась живой. Другая сестра спустя три недели после этих событий скончалась в жестоком нервном бреду. “Чем ближе госпиталь к театру военных действий и чем сильнее сражение, — писал очевидец, — тем больше является неурядиц в госпитале... Нередко какая-нибудь шальная бомба в одну минуту разрушит все порядки... заведенные неделями и месяцами”.